В 1964 году на экраны вышел художественный фильм режиссера Владимира Фетина «Донская повесть» снятый на киностудии «Ленфильм» по рассказам Михаила Шолохова «Шибалково семя» и «Родинка».

     Годы гражданской войны на Дону. Гоняясь за бандой Кошевого, приехал Шибалок со своей сотней на мельницу и в амбаре обнаружил Дарью, над которой, якобы, надругались бандиты. По приказу командира Дарью оставили в отряде и прикрепили к Шибалку. Так родилась его горькая любовь. Однажды ночью на безоружный отряд напала банда, много казаков погибло в неравном бою, а вскоре Дарья, мучаясь при родах, призналась Шибалку что это она передавала сведения в банду. Приняв ребенка, Шибалок убил Дарью.

 

Автор сценария Арнольд Витоль

Режиссер Владимир Фетин

Композитор Василий Соловьев-Седой

 

В ролях:

Евгений Леонов – Яков Шибалок

Людмила чурсина – Дарья

Борис Новиков

Алексей Кожевников – музыкант

Алексей Смирнов – кашевар

Валентина Владимирова – Фрося

Алексей Грибов – старый казак

Георгий Штиль – Зотов

Леонид Пархоменко

Гликерия Богданова-Чеснокова

 

 

2. «Первой крупной работой, когда обо мне стали говорить серьезно, была «Донская повесть....» «… В «Донской повести» мне работалось нетрудно, мы к этому подготовились, искали грим – щетину, челку, искали костюм. Я как-то верил, что могу передать любовь к ребятеночку этому (у меня уже был ты, мой Андрюшка). Фетин, по-моему, и дал мне эту роль потому, что я ему про тебя рассказывал, а иногда, когда рассказывал, слезы появлялись».

 

     Первую большую роль в кино актриса Людмила Чурсина сыграла в фильме «Донская повесть». Съёмки проходили в 1963 году в станице Раздорской. Вместе с ней здесь снимались Евгений Леонов, Алексей Грибов, Борис Новиков, Алексей Смирнов и другие великие мастера советского кинематографа.

 

    «Я была молодая артистка, ветер в голове. Но поскольку главная роль, то надо же соответствовать. Накрутила на голове «халу», надела мини-юбку, туфли на шпильках… Когда прибыла на место, у съёмочной группы был выходной день. Никто меня не встречал. Я вышла на пристани, куда прибывал «метеор». Тишина. Жара. Петухи поют. Где-то собаки лают. И вижу: напротив дебаркадера режиссёр Владимир Фетин и Евгений Павлович Леонов на лодках удят рыбу. «Простите, ради Бога, за опоздание!» – кричу я на середину Дона. И оттуда голос Леонова: «Ты нам всю рыбу распугала». Пока они плыли к берегу, мои тонкие каблуки вязли в речном песке. Наконец лодка причалила. Леонов вышел, посмотрел на меня: «Да как же я с этой дылдой сниматься буду?» Моё самолюбие взыграло. И я, соплячка, сказала: «Евгений Павлович, если вы захотите в кадре быть со мной одного роста, подставьте скамеечку». Позже действительно сделали такую подставку, но он не обиделся: очень трогательно ко мне относился. «Ну, ты, дылда», – говорил он любя. – А как жили тогда донские станичники? – О чём мы говорим! Виноградники. Огромные помидоры, дыни, арбузы. В станичную столовую пойдёшь – там такая густая сметана, что ложка стоит. Соки натуральные… В салатах масло снизу – даже сейчас в ресторанах такого нет. Там был небольшой деревянный сарайчик, куда мешками складывали помидоры. Пойдёшь, возьмёшь помидор с солью – ох как это вкусно. От удовольствия Евгений Павлович Леонов похрюкивал. Кроме того, каждый вечер нас приглашали в гости – то в один двор, то в другой. На тройную уху, на четверную… Это было раздолье еды. – Не боялись располнеть? – Я должна была располнеть, поскольку этого требовал режиссёр. «Донские казачки тощими не бывают», – говорил он. Нужна была такая героиня, чтобы от неё потом пахло и степью. Чтоб чернозём под ногтями. Поэтому о мыле и маникюре пришлось тут же забыть. Свои туфли на шпильках я сменила на какую-то сельскую обувь. Надела казачью кофточку, на голову повязала платочек. Всё было по-народному: никаких крахмальных юбок. Когда мы выезжали на съёмки в степь и моя сцена была не скоро, я любила побродить, понюхать, вслушаться в донские звуки. Иногда спала в винограднике. И вдруг… пришло понимание, что степь – это симфония звуков, ароматов. А знаете, какое гудение, когда припадёшь к земле? Она вся от зноя звенящая. Этот звон донской степи я запомнила на всю жизнь. Постоянно сомневалась в себе… Все артисты жили в куренях. Меня поселили к бабке, которая в своём немолодом возрасте каждый день на рассвете скашивала сорняки, полола. Вечерами я прислушивалась, как она поёт. И позже старалась ей подражать в сцене, где моя героиня поёт пьяным голосом. А ещё мне очень нравилась эта музыкальная южная речь: «Уйдём отсель, Яша. Уйдём отсель». Это была хорошая школа. Когда Шолохов посмотрел картину, он сказал про меня: «Ух ты, настоящая казачка. Чувствуется, что даже потом от неё пахнет». К окончанию съёмок я настолько уверенно стала чувствовать себя в образе казачки, что даже потом в Москве, когда в павильоне мы доснимали одну из сцен, я должна была лежать: «Ой, Яшенька, тяжело мне». А он подходит и принимает роды. В павильон натащили земли, листьев, веток. Я легла. Играю свой эпизод, и вдруг у меня потекли слёзы от осознания того, что мне всё удаётся. Редко бывают такие счастливые моменты».